В мире без работы многие утратят цель жизни

Образование не всегда поможет в мире, где число рабочих мест будет сокращаться, считает известный британский экономист, автор книги "Будущее без работы" Дэниел Сасскинд. Что еще хуже, у людей может не оказаться ни навыков, ни желания осваивать профессии, которые выживут.

Кто такой Дэниел Сасскинд.

- Из предисловия к вашей книге можно сделать вывод, что коронакризис - это живая иллюстрация того, каким мир станет благодаря автоматизации труда через 10 - 15 лет. Так ли это?

- Совершенно верно. Мы оказались в мире с меньшим количеством рабочих мест, потому что коронавирус сократил спрос, для удовлетворения которого они существовали. Последствием стал целый комплекс проблем, которые я еще до пандемии прогнозировал в своей книге "Будущее без работы". Я полагал, что мы столкнемся с ними в ближайшие десятилетия из-за технического прогресса. Но это случилось гораздо раньше, уже сейчас, из-за вируса. Пандемия дала нам понять, с какими проблемами мы можем столкнуться в мире, где работы станет меньше. У нас есть время адаптироваться к этим изменениям, но только если мы осознаем масштаб проблемы уже сейчас.

- Часто публицисты успокаивают людей, напоминая, что во время предыдущих промышленных революций новые машины создавали больше рабочих мест, чем отнимали. Но в прошлом машины не умели думать и поэтому не заменяли людей, а лишь дополняли их. А сейчас речь впервые идет именно о полноценной замене людей, верно?

- Да. С того времени, как около 300 лет назад зародилась современная экономика, люди начали переживать, что их заменят технологии. Но волнения по поводу автоматизации каждый раз оказывались необоснованными. Для людей всегда находилось достаточно работы. Но сейчас все изменилось. Машины могут делать гораздо больше, чем мы могли представить в прошлом. Конечно, они не думают, как мы: у них нет сознания, нет разума, они сильно отличаются от нас. Но при этом они способны превзойти нас в решении многих задач. И все чаще заменяют человека в тех областях, об автоматизации которых мы и подумать не могли. Идея, что отдельные виды деятельности не могут быть автоматизированы, потому что требуют креативности, больше не работает. Современные технологии все чаще способны выполнять задачи, требующие творческого подхода, способности рассуждать здраво или эмпатии. Есть системы, способные создавать красивый дизайн зданий, сочинять трогательную музыку, писать интересные заметки. Моя книга "Будущее без работы" посвящена тому, как нам жить в мире все более способных машин.

- Некоторые компании делают вид, что спасают своих ставших ненужными сотрудников, отправляя их на курсы переобучения. Но такая мера далеко не всегда эффективна. 60-летний безработный кассир Walmart не может запросто обучиться, скажем, программированию машинного зрения. Значит, количество безработных будет расти?

- Есть две причины для волнения. Первая - недостаточное количество рабочих мест в принципе. Я называю это структурной технологической безработицей. Вторая - рабочие места есть, но люди не могут их занять, потому что у них нет необходимых навыков и способностей. Важнейшие меры, которые страны должны предпринять в ближайшие пять-десять лет, будут касаться образования и переподготовки. Придется вложить много средств, чтобы как можно больше людей смогли приобрести навыки для тех профессий, которые останутся востребованными. Но, как вы и сказали, для образования и переподготовки есть свои ограничения. Образование может решить проблему несоответствия навыков. Но оно бессильно, когда человек не может найти работу из-за несоответствия своих личных качеств работе. К тому же непонятно, как образование сможет помочь решить проблему структурной технологической безработицы, когда работы попросту недостаточно. Сегодня образование играет важную роль, но оно решает только один аспект проблемы безработицы, и со временем влияние образования будет уменьшаться.

- Переобучение - это дорого. Далеко не все компании готовы вкладываться. Кто должен за это платить?

- Многие считают, что это обязанность государства. Но часть ответственности лежит и на компании, в которой работает человек. А еще часть - на самом сотруднике. Нужно найти самый эффективный способ распределять стоимость этого обучения между государством, компаниями и работниками. В этой области есть несколько интересных нововведений. Один из примеров - американская онлайн-школа программирования Lambda School, в которой учат начинающих специалистов. Студенты ничего не платят, пока учатся, - оплачивают образование они только тогда, когда найдут работу и заработают больше определенной суммы. Это довольно интересная модель: она позволяет студентам избежать финансового обременения и трудностей с оплатой, когда они только приступают к обучению.

- Сегодня компании все чаще отказываются от официальной занятости сотрудников, предпочитая нанимать их как фрилансеров. У таких работников нет медстраховки и оплачиваемого отпуска. Получается, что стабильным доходам людей угрожает не только автоматизация?

- Это очень важная проблема. В разговорах о будущем работы мы, как правило, концентрируемся только на количестве рабочих мест, но мало думаем об их качестве. Например, о том, как оплачивается эта работа, насколько удобный и гибкий у нее график, насколько защищены права работника. А ведь снижение спроса на рабочую силу отразится не только на количестве рабочих мест, но и на их качестве. В XXI веке нам предстоит очень трудный переходный период, когда условия для одних работников могут улучшиться, а для других - нет. Задача государства - поддерживать сотрудников в этот переходный период. Луддиты, ломавшие машины во время промышленной революции в Великобритании, ошибались, полагая, что технологии того времени приведут к массовой безработице, но оказались правы в том, что условия труда, оплата, качество работы ухудшатся. То есть у них были обоснованные поводы для недовольства. Поэтому сегодня нужно серьезно отнестись к жалобам работников и убедиться, что они получают защиту и поддержку.

- В своей книге вы отмечаете интересную проблему: в некоторых странах, например в Южной Корее, люди предпочитают оставаться безработными, но не браться за скучную работу. Получается, что в обществе возникнет целый класс иждивенцев, которые смогут жить за счет перераспределения доходов крупных компаний?

- Мы ранее говорили о фрикционной технологической безработице, когда рабочие места есть, но люди по разным причинам не могут их занять. Одна из причин - недостаток образования и навыков. Вторая - люди просто не там живут: конкретно в этих локациях рабочие места не создаются, но в других городах и странах они есть. То есть проблема не только в несоответствии навыков, но и в несоответствии места жительства. Конечно, на заре интернета многие думали, что теперь проблемы, связанные с местом проживания, исчезнут. Тогда говорили о "плоском мире" и "смерти расстояний". Но для многих людей поиск работы именно там, где они живут, сейчас актуален более чем когда-либо. Третье несоответствие - личное. У людей есть определенное представление о себе, и они готовы быть безработными, чтобы защитить свое "я". Например, многие американцы трудоспособного возраста, которые из-за автоматизации лишились работы на производстве, предпочтут остаться без работы, нежели станут выполнять работу так называемых "розовых воротничков". Этот довольно неудачный термин отражает факт, что многие профессии, которые сложнее всего автоматизировать, сейчас в большей степени выполняются женщинами. Например, более чем 85% воспитателей в детских садах и учителей в начальных школах - это женщины. Таков же процент женщин среди социальных и младших медицинских работников. Если дело в личном несовпадении, нужно предпринимать совершенно иные меры, чтобы попытаться убедить людей выполнять работу, для которой у них достаточно навыков, но недостаточно желания.

- В своей книге вы предлагаете ввести обусловленный базовый доход. Чем он лучше безусловного базового дохода, когда каждый гражданин получает от государства определенную сумму на жизнь?

- Безусловный базовый доход решает проблему перераспределения денег в обществе. Но я считаю, что важно обсудить, насколько базовое является базовым, а также обязательно ли это должен быть доход, а не определенный вид услуг, которые получают граждане: хорошая система здравоохранения, хорошая система образования и т.д. Больше всего в безусловном базовом доходе меня беспокоит как раз его безусловность. Сегодня социальная солидарность основана на вере, что "экономический вес" гражданину придает его работа и налоги, которые он платит. Если вы не работаете, но при этом дееспособны, подразумевается, что вам следует активно искать работу. В мире с меньшим количеством рабочих мест некоторые люди просто не смогут вносить никакой экономический вклад. Безусловный базовый доход решит проблему распределения денег, но не решит проблему вклада гражданина в благополучие общества. Как дать каждому возможность сделать этот вклад? Возможно, вклад необязательно должен быть экономическим. В Великобритании, например, волонтерами работают 15 млн человек, что составляет половину от общего числа работников в экономике страны. Это чрезвычайно ценный и важный труд, но неоплачиваемый. Возможно, в будущем такой вид работы мог бы "обмениваться" на базовый доход.

- В СССР ценность человека определялась тем, что он работает. Капиталисты считают, что люди ценны, потому что они могут зарабатывать и тратить деньги. Какое место люди займут в мире, где всю работу выполняют машины и нет необходимости зарабатывать?

- Работа - это не просто источник дохода. Для многих людей это также способ самореализации. В мире, где работы станет меньше, люди будут страдать не только от более скромного дохода. Многие утратят цель, смысл жизни. И одна из самых серьезных проблем, с которой мы должны столкнуться, - как дать людям чувство удовлетворения в мире, где работа больше не занимает центральное место в их жизни. Стоит меньше думать о будущем работы и больше - о будущем свободного времени. Сегодня на рынке труда есть целый ряд мер, чтобы регулировать трудовую жизнь людей. Одно из наиболее радикальных предложений, о которых я пишу, - нам также нужна государственная политика досуга: людей нужно учить, как проводить свое время. В некоторые исторические эпохи связь между работой и смыслом жизни была иной, чем сейчас. В древнеегипетском городе Фивы не разрешали баллотироваться на выборную должность людям, которые занимались торговлей. Зарабатывание денег считалось чем-то грязным. В Спарте гражданам по закону запрещалось работать - они воспитывались только для войны. И Аристотель, и Платон считали, что работа - это проявление алчности: настоящий смысл жизни можно обрести только через досуг. И если нас ждет мир, где работы будет намного меньше, мы должны заняться вопросом о том, как государство может помочь человеку в поисках самореализации.

- Белые и синие воротнички сейчас распределены неравномерно между странами. Значит, автоматизация неодинаково повлияет на рынок труда в разных странах: например, приведет к массовым сокращениям в Китае, где много производств, но не в Великобритании, где основа экономики - сфера услуг. Страны третьего мира станут еще беднее?

- Да, в разных странах влияние автоматизации будет ощущаться по-разному. И не только потому, что у них разный рынок труда, но и потому, что они находятся на разных стадиях технологического развития, у них разные законодательство и культура. Но проблема не в том, как выглядит рынок труда, а в том, как действует государство. Если основная проблема в мире с меньшим количеством работы - это распределение доходов, то нужно очень эффективное государство, которое взяло бы на себя эту роль: с эффективным налогообложением и эффективной системой расходов. В некоторых странах есть то, чего нет в других. И неравенство государств в способности решать эти проблемы имеет такое же значение, как неодинаковое воздействие технологического прогресса.

- Каким должно быть эффективное налогообложение в мире, где у большинства людей нет работы?

- Действительно эффективная система налогообложения - та, при которой мы облагаем налогом любой капитал, имеющий ценность в обществе. В XX веке большую часть этого капитала составлял человеческий - навыки и способности рабочих. Поэтому он облагается подоходным налогом. В XXI веке это будет более традиционный капитал, принадлежащий, например, крупным технологическим компаниям: программное обеспечение, патенты, сами технологии и т.д. И нам стоит уделить больше внимания их налогообложению.

- Наше время - это эпоха самого большого неравенства доходов в истории. Как мы можем его сгладить?

- Опасения по поводу автоматизации и беспокойство из-за растущего неравенства доходов тесно связаны. Сегодня рынок труда - главный способ распределить доходы. Для большинства людей их работа - основное, если не единственное средство к существованию. Неравенство, которое мы сейчас наблюдаем, демонстрирует, что этот подход уже дает сбой: одни люди получают за свой труд гораздо больше, чем другие. Безработица, вызванная новыми технологиями, лишь более радикальная версия того же тренда - все закончится тем, что некоторые люди просто вообще ничего не будут получать. Как мы можем распределять доходы среди членов общества, если мы не сможем полагаться на то, что работы будет для всех достаточно? С моей точки зрения, единственный ответ - с помощью государства.

- В книге вы говорите о Большом государстве - правительстве, которое возьмет на себя смелость этим заняться. Но корпорациям, особенно техническим гигантам, это наверняка не понравится.

- Определенно, они будут сопротивляться государственному вмешательству. И не только из-за перераспределения доходов. В XX веке беспокойство вызывала экономическая власть крупных корпораций: чрезмерные прибыли, хищническое ценообразование, монополизация рынка. В XXI веке нас будет заботить в основном политическая власть компаний - влияние, которое они оказывают на такие понятия, как свобода, демократия, социальная справедливость. И если не государство, то какая-то новая разновидность власти должна попытаться справиться с тем, что техногиганты концентрируют в своих руках такую власть. Политическая власть крупных корпораций будет расти. Надо решительно действовать уже сейчас, пока проблема не усугубилась.

- Но ведь мы уже живем в мире, где алгоритмы решают, что морально, а что нет. Например, Facebook и Twitter банят тех, чьи посты считают разжигающими рознь. Чем это может закончиться?

- Нет причин предполагать, что разработчик алгоритмов обязательно должен быть хорошим философом-моралистом. Вот что важно: доверяем ли мы этим компаниям в принятии правильного решения? Есть ли у них для этого достаточный опыт? Нам нужны новые, созданные по подобию антимонопольных служб институты, которые будут заниматься контролем за экономической властью корпораций, и совершенно новый тип организаций, которые станут контролировать их политическую силу. В этих институтах должны работать политологи и специалисты по этике, которые выявляли бы, угрожают ли действия технологических компаний демократическим ценностям.

feat. Алиса Курманаева.